22 апреля, день, когда коммунисты и левые по всему миру отмечают рождение Владимира Ленина, мы провели в военном суде Москвы, где судят Сергея Удальцова за оправдание терроризма в публикациях об уфимском кружке марксистов. Весной 2022 года на членов кружка завели уголовные дела за предполагаемую организацию террористического сообщества и подготовку к насильственному захвату власти.

Заседание началось с опозданием на два с половиной часа. Мы, как и другие слушатели, расположились на металлических лавочках с мягкими сиденьями в самом конце небольшого, но удивительно уютного для такого заведения зала, окрашенного в безликие бежевые тона. Все участники процесса уже были на своих местах: слева, в просторной стеклянной будке без решеток, так называемом “аквариуме”, — сам Сергей, одетый в футболку-поло оливкого цвета, которую подарили ему мы, его товарищи; чуть ближе к центру — двое его адвокатов — Дмитрий Аграновский и Дмитрий Репкин; по центру зала, на небольшом возвышении — судья; рядом сидела секретарь, а у самой стены, напротив стороны защиты, в строгой форме, — прокурор.

Несмотря на открытое настежь окно, в зале было душно. С улицы иногда доносились громкие звуки ремонтных работ, мешающие процессу, так что единственный источник свежего воздуха вскоре закрыли.

Судья, казалось, был в хорошем расположении духа, которое, впрочем, оказалось весьма избирательным. Он начал с дружелюбных, почти бытовых вопросов к подсудимому, словно они встретились не в зале военного суда, а в какой-нибудь приемной.

— Сергей Станиславович, всё нормально? В дороге ничего не случилось? Что так поздно-то Вас привезли? — с живым, неподдельным участием поинтересовался он.

— Водитель, наверное, не местный. Заблудился, — с легкой, едва заметной иронией ответил Удальцов.

— Ну, так бывает. Москва ж не только для москвичей, правильно? — понимающе кивнул судья, после чего даже поздравил Сергея Станиславовича с памятной датой:

— С праздником Вас.

— Да, спасибо, взаимно. Владимир Ильич Ленин был мощной исторической фигурой, — откликнулся Удальцов.

— С этим никто не спорит, — согласился судья.

Но эта видимость благодушия и уважительности, которую судья демонстрировал по отношению к Удальцову и прокурору, мгновенно испарилось с первым ходатайством стороны защиты. Адвокат Удальцова, Дмитрий Аграновский, попросил допустить на заседание филолога Елену Борисову в качестве специалиста. Логика защиты была предельно ясна: чтобы на равных вести диалог с экспертом-лингвистом со стороны обвинения, нужен человек, способный профессионально формулировать вопросы, замечать подмену понятий и вскрывать методологические ошибки в заключениях.

И тут же, без паузы, последовал отказ. «В этом нет необходимости», — сказал судья. Но, следуя процедуре, все же позволил пригласить специалиста в зал для выяснения ее статуса. На вопросы судьи Елена Георгиевна честно и прямо ответила, что она специалист в области языкознания и адвокат пригласил ее для оказания помощи защите. Судья был против ее участия, аргументируя это тем, что Борисова не имеет отношения к делу: не привлекалась на стадии следствия и не давала заключения по делу, так как с адвокатов взяли подписку о неразглашении материалов дела. Они физически не могли ознакомить стороннего специалиста с экспертизами, чтобы подготовить рецензию или получить консультацию.

— А специалистом тогда по данному делу в каком качестве Вы полагаете будете являться? — спросил судья.

— Я так понимаю, что могу выступить как специалист. Могу дать заключение, как я понимаю, в статусе свидетеля, — пояснила специалист.

Обращаясь к Елене Георгиевне, судья с нескрываемым сарказмом произнес: «Вот, вот какая Вы умница! Только как свидетель Вы можете быть допрошены по обстоятельствам, которые Вам, к сожалению, еще неизвестны». Прокурор также выступила против ходатайства защиты. Право на полноценную защиту, на реальную состязательность сторон было демонстративно растоптано еще до начала допросов свидетелей.

Часть первая: Эксперт ФСБ

После этой процессуальной увертюры в зал пригласили главного «козыря» обвинения — ведущего эксперта Института криминалистики ФСБ Александра Петровича Оршакова. Его заключение легло в основу уголовного дела.

Два заключения, проведенные в Следственном комитете, состава преступления в словах Удальцова не нашли. Однако следствие передало дело «своему», проверенному эксперту, который и выдал нужный обвинительный вердикт.

Александр Петрович — пожилой мужчина, который с самого начала держался с хитрым выражением лица, — вошел в зал, искоса осматривая каждого слушателя.

Разница в отношении судьи к эксперту обвинения и к специалисту защиты была колоссальной. Если Елену Борисову встретили с едким сарказмом, то перед Александром Петровичем судья рассыпался в извинениях: «Вы уж извините нас за то, что Вас задержали… еще раз от имени суда выношу свои извинения. Мы постараемся Вас долго и не задерживать».

Свою методологическую гибкость Александр Петрович продемонстрировал сразу, едва начав давать показания. Когда прокурор упомянула, что в законе дано «определение» оправдания терроризма, эксперт ее резко и авторитетно поправил:

«Позвольте! Нет определения оправдания терроризма в законе 205-й ч. 2. Не надо путать логическое определение и толкование… В законе — именно толкование».

Затем он пояснил, в чем разница. Логическое определение — исчерпывающее, оно строго очерчивает рамки. А вот толкование, по его словам, «не является исчерпывающим». Этим, казалось бы, формальным уточнением эксперт с самого начала создал себе лазейку — право не ограничиваться строгой формулировкой закона, а трактовать понятие «оправдание» шире, подгоняя под него любые нужные следствию смыслы. Он немедленно этим воспользовался. Когда прокурор попросила указать на конкретные высказывания Удальцова, которые она расценила как оправдание терроризма, эксперт начал свою речь.

Он долго говорил о «жанре обращения» и «форме протеста», а затем изложил удивительную, поражающую своей изворотливостью логическую конструкцию, которая и составляла всю суть обвинения.

Схема была проста и одновременно чудовищна по своей подмене понятий:

Удальцов в своих постах цитирует лишь самые общие фразы из видеоролика уфимских активистов, называет все уголовное дело против этих активистов «чудовищным», «абсурдным», «провокацией» и «сознательной операцией силовых структур».

Кавычки и восклицательные знаки эксперт ФСБ трактовал как доказательство вины. Он процитировал фрагмент поста Удальцова: «То есть, по мнению следователей, критика капитализма является “террористической деятельностью”!!!». И пояснил: «Террористическая деятельность объединена у нас в кавычки и выделяется восклицательными знаками. Таким образом, Удальцов отрицает, что данная критика капитализма может расцениваться как террористическая деятельность».

Из этого, по мнению эксперта Оршакова, следует немыслимый вывод: раз Удальцов критикует обвинение, значит, он одобряет весь видеоролик целиком, включая те его части, которые сам Удальцов не цитировал и которые другая экспертиза сочла призывами к насильственному захвату власти. «Когда он говорит о том, что данный ролик является непредосудительным, то здесь речь идет, конечно, о ролике в полном его объеме», — безапелляционно заявил Оршаков. Этот логический трюк эксперт подкреплял и на уровне отдельных слов.


Адвокат попытался поймать его на подмене понятий, спросив, ставит ли он знак равенства между словом «непредосудительный» (не заслуживающий порицания) и «допустимый», что уже является частью состава преступления. Эксперт, не моргнув глазом, ответил: «А это просто, если Вы посмотрите в словарях…» Он прямо подтвердил, что использует нейтральное слово, вкладывая в него обвинительный смысл. Простая правозащитная позиция — несогласие с абсурдным уголовным делом — была искусственно, с помощью лингвистической эквилибристики, приравнена к оправданию самого преступления.

Тогда в диалог из своего «аквариума» вступил сам Удальцов.

— У меня в тексте конкретно сказано не про все видео, а про конкретные фразы… Нигде не написано, что всё, что сказано в видеоролике, правильно. Почему вы делаете такой вывод? На основании чего? Это Ваши домыслы?

Эксперт, ничуть не смутившись, повторил свою мантру о том, что критика обвинения автоматически означает одобрение всех его материалов.

Тогда Удальцов нанес удар в саму основу обвинения — в признак «публичности». Он напомнил, что эксперт ФСБ потратил в своем заключении несколько страниц, чтобы доказать, что ошибочно указанный в посте «ролик 2019 года» на самом деле является роликом 2021 года.

— Как Вы считаете, — спокойно спросил Удальцов, — если обычный гражданин, которому и адресована моя публикация, как он мог в этом разобраться, если здесь нет конкретной ссылки на ролик, нет адреса этого ролика?

Ответ эксперта был саморазоблачительным: он-то, эксперт, разобрался, потому что заранее внимательно прочитал все материалы уголовного дела. Судья, поняв, что эта линия ведет в тупик, тут же прервал Удальцова, заявив, что вопрос «к делу не сильно относится». Абсурдность была очевидна: чтобы понять «преступление» Удальцова, рядовому читателю нужно было обладать доступом к материалам уголовного дела и провести собственное расследование, как это сделал эксперт ФСБ. Признак «публичности» рассыпался на глазах.

Адвокат попытался зайти с другой стороны, вскрыть абсурдность этой логики через фундаментальные понятия.

— Всякая ли революция, как насильственный захват власти, есть акт терроризма?

Эксперт ФСБ самодовольно усмехнулся: «У нас по законодательству насильственный захват власти относится к террористической деятельности».

— Тогда можно уточню? Если человек считает Великую французскую революцию достойным подражания, то его можно считать оправдывающим терроризм?

— Речь идет о действующей власти Российской Федерации, о нашем законодательстве, — увернулся эксперт от прямого ответа.

Судья тут же пришел ему на помощь, прервав допрос: «Со стороны власти любая революция — это плохо… Давайте ближе к материалам уголовного дела, потому что мы занимаемся философией».

Когда же адвокат попытался выяснить, что именно инкриминируется уфимским активистам, чтобы понять, что же именно «оправдывает» Удальцов, судья отрезал, бросив фразу, ставшую квинтэссенцией процесса:

— С Ефимовым пусть разбирается Центральный окружной военной суд. Вы любите классиков? Мухи отдельно, котлеты отдельно. Вас так устраивает?

Судья прямо запретил защите анализировать первоисточник обвинения, оставив на рассмотрение лишь реакцию на него.

Часть вторая: Эксперт Минюста.

Наконец, в зал пригласили одного из авторов этих «неправильных» заключений — эксперта Минюста Полину Олеговну Анищук. Контраст с предыдущим оратором был разительным. Вместо пожилого мужчины с хитрым прищуром перед судом предстала молодая женщина, которая держалась спокойно, уверенно и профессионально. Было видно, что она пришла не обслуживать обвинение, а защищать свое научное заключение и свою репутацию. Судья, понимая, что в деле возникло вопиющее противоречие, которое нужно как-то «устранить», начал допрос сам. Его вопрос был прямым: по каким критериям она пришла к выводу об отсутствии признаков преступления?

Полина Олеговна спокойно и доступно, словно на лекции для студентов, ответила, что в основе её выводов лежит критериально-ориентированный анализ. Она объяснила, что исследование проходит в три этапа: сначала определяется предмет речи (говорится ли вообще о терроризме), затем выявляется отношение автора к этому предмету (положительное или отрицательное), и в конце устанавливается его речевая цель. Это был не поиск скрытых смыслов, а строгий, методичный разбор текста. Опираясь на эту методику, она представила выводы, которые были прямой противоположностью тому, что говорил эксперт ФСБ.

— В данных публикациях автором упоминается террористическая деятельность, — начала она, — но только в контексте того, что членам «Левого Фронта» были предъявлены обвинения в террористической деятельности. При этом автор выражает отрицательное отношение к террористической деятельности, указывает, что эти обвинения абсурдны, и что их нужно снять, а данным лицам — оказать поддержку.

Она сделала акцент на том, что ее «коллега» из ФСБ предпочел не заметить, — на прямых словах Удальцова о неприятии насилия, процитировав их для суда: «Мы всегда выступаем против какой-либо террористической деятельности. В своей работе используем законные и легальные методы политической борьбы, стоим на принципиально патриотических позициях».

Судья, казалось, пытался найти лазейку в ее логике и задал вопрос-ловушку:

— Вы хотите сказать, что раз приговора нет, то и нечего оправдывать?

Но эксперт не поддалась на провокацию. Она терпеливо и корректно объяснила, что правовую квалификацию действиям людей может дать только суд. На момент публикации постов Удальцова такой оценки не было, и он, как и любой гражданин, имел право считать обвинения необоснованными.

Тогда в допрос вступила прокурор, решив вернутся к вопросу о кавычках и восклицательных знаках.

— В публикации слова «террористическая деятельность» брались в кавычки… Вы, как эксперт-лингвист, можете для меня пояснить, что означает подобного рода пунктуация?

— Кавычки, как знак пунктуации, в данном случае используются как цитация. То есть в данном случае Удальцов вкладывает слова «террористическая деятельность» в уста следователей и оформляет это как прямую речь.

Это был достойный ответ всей искусственной конструкции обвинения. Там, где эксперт ФСБ нашел скрытое одобрение и иронию, эксперт Минюста увидела лишь правила пунктуации. Три восклицательных знака, по ее словам, — это лишь способ привлечь внимание читателя, усилить эмоцию, а не зашифрованное послание.

Прокурор сменила тактику и зацепилась за слово «солидарность».

— В чем должна была быть выражена солидарность с «арестованными товарищами»? — уточнила она. — Не вкладывается ли сюда смысл выразить солидарность с их действиями?

Эксперт вновь обратилась к тексту как к единому целому. Она объяснила, что публикация целиком посвящена привлечению внимания к уголовному делу, которое автор считает несправедливым. Поэтому призыв к солидарности в конце — это логичное завершение, призыв оказать поддержку людям в сложившейся ситуации, а не выразить согласие с какими-то материалами, которых большинство читателей и не видело.

Когда ее допрос закончился, в зале повисла тишина. Ее спокойные, ясные и научно обоснованные ответы не оставили камня на камне от казуистических построений обвинения.


Судья обратился к Удальцову:

— Сергей Станиславович, ну что, у Вас есть вопросы?

— Нет, — ответил тот. — Я когда экспертизу прочитал, как будто сам написал документ. Вопросов нет.

День закончился так же, как и начался, — отказом защиты. Адвокат вновь попросил допустить специалиста. Судья вновь отказал, с издевкой заметив, что не видит смысла «тратить немножко времени, чтобы выслушать мнение частного лица».

Заседание 22 апреля обнажило суть дела против Сергея Удальцова. Оно строится на единственной «экспертизе», написанной аффилированным с силовиками специалистом, чьи выводы противоречат не только здравому смыслу, но и нескольким другим государственным экспертизам, выполненным по строгой научной методике.

Перед самым концом заседания судья внезапно спросил Удальцова, хочет ли тот завтра участвовать в заседании лично или можно по видеосвязи, намекая на проблемы с доставкой. После короткого совещания защита твердо заявила: Удальцов будет присутствовать.